Морган с недовольным видом наблюдал за дементором. Дементор отчего-то возился уже несколько минут... Закралась мысль, что он просто не может найти рот у висящей в паре футов над полом женщины, но Ливси досадливо поморщился, отвергая подобные глупости. Видимо, нежить настраивала какие-то процессы в организме...
Наблюдал за процессом Морган без всякого интереса. Раньше процесс поглощения души очередного бессмысленного двуногого существа казался мужчине забавным и вызывал любопытство, а сейчас осталась только ответственность и привычка доводить до конца любое начатое дело. Пусть не лично доводить, но под максимально плотным контролем.
Он нетерпеливо бросил взгляд на часы, и недовольство стало ещё сильнее: уже десять минут как он должен был находиться в собственной гостиной и принимать ланч, а тут...
Впрочем, наверное, по здравом размышлении, стоило признать, что виноват не совсем дементор. Просто сегодня утром Морган был в настроении развлекаться. И, более того, в настроении проявить свой "божественный гнев", павший в этот раз вот на эту женщину. Правда, женщиной слабо постанывающее существо в окровавленных лохмотьях в данный момент назвать было трудно...
Никакой жалости к ней он не испытывал. Он вообще не имел такой глупой привычки - жалеть. Причём это началось не здесь, в Азкабане, и даже не в процессе политической карьеры Ливси... Это была исконная, врождённая черта. Он всегда полагал, что любой человек должен сам бороться со своими бедами и отвечать за свои глупости. Если жизнь его сломала - значит, был слаб. И никто в этом не виноват, кроме самого неудачника.
Наконец, дементор закончил приготовления и присосался к жертве. Пара мгновений агонии - и в воздухе висит сломанная кукла, порождение больного разума какого-то художника, но никак не живой человек.
Морган удовлетворённо улыбнулся и кивнул своим мыслям. Улыбнулся всё той же обаятельной ироничной улыбкой, в которой только очень внимательный человек мог бы разглядеть отвращение. В чуть опущенных уголках губ, в выражении серых глаз за стёклами очков.
Это отвращение уже давно стало основой его жизни. С тем же брезгливым, извращённо-довольным отвращением он почти со стороны наблюдал за своими действиями последние без малого два часа. Огромный кайф ему приносил не сам процесс... "общения" с заключёнными, а наблюдение за собственными эмоциями. Безграничное, почти до тошноты, удовлетворённое отвращение от осознания низости падения отдельно взятого человеческого существа. Человек куда хуже животного; он раз за разом доказывал себе это на собственном примере. А эта женщина... не вызывала у него ровным счётом никаких эмоций кроме презрения что два часа назад, живая, почти здоровая, чистая, что - сейчас, изнасилованная, избитая, окровавленная и уже совершенно мёртвая.
Оставалось совсем чуть-чуть: проследить за утилизацией дементором мусора, и отправиться наслаждаться трапезой. Однако, у окружающего мира на этот счёт были свои мысли...
Прибыли сотрудники из Министерства с внеплановой проверкой, - прошелестел возникший в комнате дементор с личным номером Тридцать Три.
Будь оно проклято, это министерство, - недовольно поморщился Ливси, понимая, что ланч откладывается и вовсе на неопределённый срок. А комендант Азкабана очень не любил таких серьёзных отклонений в режиме дня... - Проводи их в гостиную, - велел он дементору, тотчас ускользнувшему. В конце концов, совместим приятное с полезным, - решил мужчина.
Избавься от этого мусора, как обычно, - обратился он к дементору номер семнадцать, всё ещё продолжавшему удерживать с помощью своей магии пустое тело, которое наконец-то прекратило издавать хоть какие-нибудь звуки, успевшие основательно надоесть Моргану за последние пять минут. - Сожги и закопай.
Окинув последний раз пыточную взглядом, Ливси насмешливо улыбнулся и решительным шагом направился наверх, к нежданным посетителям.
Ему нравилась ирония жизни этого замка. Пыточная, пустовавшая почти век, вновь вернула себе прежнее значение - пусть пытки немного изменились, но главное ведь суть? В этом было отражение круговорота жизни, в этом было мрачное торжество безжалостного средневековья, которое теперь было модно называть "тёмным" и относиться едва ли не с ужасом к грубости царивших тогда нравов. По личному мнению Ливси нравы ничуть не изменились не только за два века, а с самого появления первого человека. Просто люди научились тщательно их скрывать - совсем уж непонятно, с какой целью придумав бессмысленное для большинства двуногих животных слово "мораль". Правда, те, для кого это слово что-то значило, вызывали в Ливси исключительно насмешку. Такие были, такие попадались среди авроров, среди медиков, даже иногда среди заключённых. Животные, по какому-то недоразумению считающие себя более развитыми, чем их четвероногие сородичи...